Родился в г. Рыбинск в семье интеллигентов. Окончил искусствоведческое отделение ист. ф-та МГУ. Работал экскурсоводом и музейным работником на Соловках, в Кирилло-Белозерском монастыре, в Мураново и др. Был одним из основателей неформальной поэтической группы СМОГ. После открытого письма по случаю второй годовщины высылки А.И.Солженицына (1976) подвергался преследованиям со стороны КГБ. Эмигрировал (1982), жил в Париже, Мюнхене. Был членом редколлегии и составителем лит. раздела журнала "Вестник русского христианского движения", печатался в "Русской мысли", "Гранях", "Континенте", "Глаголе" и других эмигрантских изданиях. В 1990 вернулся в Россию, работает заведующим отделом поэзии в журнале "Новый Мир".Чепчик счастья - Шекспира отец
О. М.
Британские стансыI
Как в рану под бинт,
червь переползает опасный
в сырой лабиринт
тюдоровской красной...
Суровая! На острие
рапиры грешна, как на ложе.
Зане и само бытие
с чумной червоточиной тоже.
II
Спасибо за тень на стене,
энергию сплина,
ночлежною ночью вдвойне
спасибо, чужбина,
за то, что ты есть,
как пробуешь вспыхнуть от гнева,
лишь спичку поднесть
к соломе хором или хлева.
III
Три ведьмы сошлишь на предмет
вконец заморочить Макбета.
Души молоко его - вслед
им скисло еще до рассвета.
И тысячу лет
сближаться ей сомнамбулично
с таинственным Тем кого нет,
чтобы разминуться привычно.
IV
Отрубленная голова
царя - глазированный пряник.
Тут каждый актер в окрова-
вленном одеянье - механик
из хроник. Тот главную роль
играть удостоился чести,
кто в майскую бурю дотоль
стучал колотушкой по жести.
V
Пространство не гасит огней
и учит ленивых спросонок
всем ходом казенных ремней
и зубьями всех шестеренок
что, деcкать, пора, господа,
рассыпать холерную хлорку
по сцене - и тем без труда
рассеять партер и галерку.
VI
Под карканье кравчего при
дворе никому не известном,
где если отведал - умри
на факельном пиршестве тесном,
а не от прославленных ран,
тоскует безвластный,
росой окропленный кочан
тюдоровской красной...
VII
В сколоченном крепко дому
из холодноватых потемок
я бережно в руки возьму
сырой корабельный обломок.
Хранись в очаге
под пленкой огня и раскаты
громов вдалеке,
обрубок великой Армады.
VIII
Моя немота влюблена
в наименованья.
Дождей пелена
да ветра стенанье
схоронят в пути.
И возле ограды,
руно нагуляв, во плоти
пасутся монады.
IX
Перевоплотилась душа,
но помнит себя под началом
ракушечника, катыша
и берега с серым причалом.
Десант по колено увяз
в песке под победные крики.
И ветер повалит сейчас
его алебарды и пики.
X
Раз с неба заметили нас
подтаскивавшими орудья
под стены его, устрашась,
что не избежать правосудья,
мы всю анатомию, всю
приводим в движенье молоку,
- чтоб выложить тяжбу свою
на тросах парящему Року.
XI
Когда осужден повторять
за черепом, что перед нами
из будки суфлерской опять
чего-то проклацал зубами,
чтоб с голоду не помереть
и снобам понравиться в ложе,
- как будто охотничья плеть
любовно гуляет по коже.
XII
Тот смолоду был бестолков,
- кто не браконьерствовал в чащах,
не ставил силков
на певчих скворцов говорящих
и не поднимал на заре
всю труппу на взятие мира.
...Под этой плитой в алтаре
покоятся мощи Шекспира.
XIII
Зеленая в вешнем цвету,
холодная и осыпная
на ярко-свинцовом свету
Британии толщь островная
кренится за валкой кормой.
И скопом кричат небылицы
прощально - над массой морской
какие-то белые птицы.